Сегодня в Большом зале Правительства Новосибирской области состоялась церемония вручения государственных наград. Медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени вручена заместителю музыкального руководителя-главного дирижёра НОВАТа Евгению Волынскому «За большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность».
Более тридцати лет творческой деятельности связывают Евгения Волынского с Новосибирским театром оперы и балета, как музыкальный руководитель и дирижёр он поставил здесь немало оперных и балетных спектаклей, ставших заметными событиями культурной жизни Сибири, в их числе «Травиата», «Отелло» Верди «Пиковая дама» Чайковского, «Орфей и Эвридика» Глюка, «Русалка» Даргомыжского, «Жизнь с идиотом» Шнитке, «Князь Игорь» Бородина, «История Кая и Герды» Баневича, «Иоланта» Чайковского, «Фауст» Гуно, «Легенда о любви» Меликова, «Шехерезада» на музыку Н. Римского-Корсакова, «Не всё ли равно?» (Who cares?) на музыку Гершвина, «Лебединое озеро» Чайковского, оперетты «Летучая мышь» Штрауса, «Сильва» Кальмана, спектакли детского оперного проекта НОВАТа.
Работы Евгения Волынского удостоены дипломов всероссийского театрального фестиваля «Золотая маска» – это спектакли «Жизнь с идиотом» и «Князь Игорь» поставленные в Новосибирском театре оперы и балета, опера «Жанна Д’Арк» Челябинского оперного театра. Новосибирской профессиональной театральной премией «Парадиз» отмечены его спектакли «Травиата», «Русалка» в номинации «Лучшая работа дирижера». Накануне вручения Евгению Григорьевичу высокой государственной награды, мы побеседовали с ним о творческом пути и о людях, ставших его наставниками в профессии дирижёра.
– В своё время считалось, что ребёнок из интеллигентной семьи обязательно должен получить музыкальное образование. Мои родители не были связаны с музыкой – папа был зам. главного технолога Курганского завода колёсных тягачей, мама – главный экономист завода. В музыкальную школу привела меня мама, а папе было всё равно – он учил меня шахматам. Я хотел заниматься на фортепиано, но меня определили на скрипку, поэтому с моей стороны был негатив, я сопротивлялся. В итоге маму я всё-таки победил, правда, был большой скандал, когда выяснилось, что занятия я прогуливаю, а оценки рисую себе сам. Вспоминаю, как мама бегала за мной со скалкой, требуя, чтобы я вернулся в школу – поскольку я успешно участвовал в детских конкурсах, были награды, в музыкальной школе меня ждали. Я так и не окончил её, и думал, что навсегда ушёл из музыки.
– Но всё-таки вернулись, почему?
– Видимо что-то заронили в меня родители и педагоги в музыкальной школе, потому что позже я занимался в хоровой капелле, стал учиться играть на валторне, на ударных. Потом, как и многие мои сверстники, начал играть в эстрадном ансамбле. Мы играли на свадьбах, в ресторанах, но в одно время в 70-е годы от музыкантов, играющих в ресторанах, стали требовать документы о специальном образовании. И чтобы продолжать заниматься любимым делом мы все пошли в музыкальное училище. Мне снова пришлось выдержать «бой» с родителями – они хотели, чтобы я окончил институт, получил «серьёзную» профессию. И всё-таки я поступил в музыкальное училище, после первого курса ушёл в армию, вернулся на третий курс. Параллельно с музучилищем мне пришлось повторно учиться в вечерней школе – моей целью было поступление в консерваторию, и для того, чтобы поступить не заканчивая музыкальное училище, требовался отличный аттестат о среднем образовании, а прежде в десятилетке я был троечником. Я вставал в пять утра, поскольку работал дворником, а ещё по утрам занимался спортом – бегал, после в семь утра садился за фортепиано, вечером тоже до двух ночи занимался музыкой. Прошло больше сорока лет, а я помню пособие, по которому занимался – «Гармоническое сольфеджио» Алексеева и Блюма. Я работал за инструментом по многу часов, всё только для того, чтобы поступить в консерваторию. Эта мечта зародилась ещё и благодаря Арнольду Михайловичу Кацу. Тогда симфонический оркестр Новосибирской филармонии несколько раз приезжал в Курган, и во многом благодаря этим концертам я утвердился в решении поступить в консерваторию, стать дирижёром. В Кургане я окончил вечернюю школу с отличными оценками. Благодаря отличному аттестату, в Новосибирскую консерваторию меня приняли только по результатам экзамена по специальности – я сдал его на «отлично», без сдачи экзаменов по общеобразовательным предметам, хотя у меня в багаже был только первый и третий курс музыкального училища.
– Можно сказать, дирижёра в Вас разбудил Арнольд Михайлович?
– Симфонического дирижёра – да, он. В первый раз я попал на его концерт лет в 16, и благодаря ему я увидел цель, смысл, ощутил величие этого чувства – чувства музыки. Но вообще в моей жизни было несколько сильных музыкальных впечатлений. Лет в пять мама привезла меня в Челябинск, где жили наши родственники, и я увидел «Белоснежку и семь гномов» Колмановского – спектакль запомнился мне на всю жизнь, как и сам театр. Тогда, в детстве, мне Челябинский театр показался каким-то огромным пространством, и так символично, что сейчас я – художественный руководитель и главный дирижёр Челябинского оперного театра. Ещё одно моё сильное музыкальное впечатление – тоже из детства. Мама постоянно водила меня на концерты в филармонию, что я очень не любил, потому что они нередко были невысокого уровня, а дети это очень хорошо чувствуют. Но однажды к нам в Курган приехали по своим делам Дмитрий Шостакович и Мстислав Ростропович, и выступили с концертом – Ростропович исполнял произведения Шостаковича – на который мама всё-таки заставила меня пойти. Я был совсем маленьким, но для меня это стало настоящим потрясением, я не понимал, почему меня это так затронуло, почему этот человек, играющий на виолончели, заставляет людей в зале плакать.
– Не благодаря ли той «Белоснежке» Вы с таким заметным удовольствием работаете в детских спектаклях?
– Возможно. В нас ведь навсегда остаётся многое из детства – ощущение тепла, уюта, какие-то щемящие ностальгические чувства, и конечно, юмор и желание почудить. Меня всегда окружали люди с чувством юмора – жёстко остроумные, тепло остроумные – я очень ценю это качество, стараюсь с юмором относиться и к себе тоже.
– Как Вы попали в Новосибирский театр оперы и балета?
– В консерватории я учился на дирижёрско-хоровом факультете, у Самуила Карловича Мусина, но с первого курса сидел на всех уроках Арнольда Михайловича, поскольку симфоническое дирижирование меня привлекало гораздо сильнее, чем хоровое. К тому же на втором, или третьем курсе я устроился в театр суфлёром, и слушал здесь всё, в это же время работал дирижёром в Новосибирском театре музыкальной комедии. В консерватории на моём дирижёрско-хоровом факультете мою увлечённость симфоническим дирижированием не поддержали, у меня возникли проблемы, пришлось взять академический отпуск. Потом я восстановился и опять-таки благодаря Арнольду Михайловичу сдал экзамен, на котором дирижировал «Баядеру» Кальмана.
Благодаря работе суфлёра в театре я познакомился с Исидором Аркадьевичем Заком, с которым очень много общался. Его и Арнольда Михайловича я считаю своими учителями в профессии. Если Арнольд Михайлович был человеком взрывным, темпераментным, то Исидор Аркадьевич – сдержанным, интеллигентным, хотя и критиковать мог очень жёстко, но никогда не бывал груб.
– Помните первый спектакль здесь, в театре?
– Да, это была «Травиата», и готовил я её с Исидором Аркадьевичем – он прошёл со мной, можно сказать, каждую ноту. И «Травиата» так и идёт со мной всю жизнь – так получалось, что много лет в конце мая, когда у меня день рождения, я дирижировал именно этот спектакль.
– За дирижёрским пультом Вы несёте большую часть ответственности за спектакль, расскажите, как Вы организуете работу?
– Оперный жанр по своей сути многоплановый, это совокупность многих факторов и дирижёр не может монополизировать процесс. Костюмы, свет, декорации, солисты, артисты хора, оркестра – чтобы держать это в своём поле зрения, ты должен ориентироваться на людей, быть мобильным, учитывать человеческий фактор: как сможет артист, или любой другой участник спектакля выполнить сегодня свою задачу. При постановке спектакля не обязательно быть гением, главное – слышать людей и уметь работать в команде.
– Из тех режиссёров, художников, с которыми Вы работали, кого Вы могли бы назвать единомышленниками?
– У нас очень сложный жанр, и я мало могу назвать людей, понимающих все его законы. Но в этом театре был художник Игорь Гриневич, большой мастер, смело могу сказать – великий. Он понимал и воспринимал оперу как мир, как жанр на таком же высоком уровне, как и мои великие учителя-музыканты – Арнольд Михайлович Кац и Исидор Аркадьевич Зак, а ещё он понимал законы жизни, был очень мудрым человеком. Пожалуй, могу назвать польского режиссёра Генриха Барановского – он был очень честен, и прежде всего с собой, был из тех людей, которым хочется верить. Очень талантлив и предан профессии режиссёр Иркин Габитов – он глубоко чувствует музыку, понимает музыкальную логику. Долгие годы дружбы и творчества связывают меня с главным хормейстером Новосибирского театра оперы и балета Вячеславом Подъельским – мы пришли в театр практически одновременно и до сих пор дружим и вместе работаем.
– Какую работу Вы можете назвать самой сложной?
– Пожалуй, сложнее оперы «Жизнь с идиотом» Шнитке, в моей практике не было. Спектакль был сложным и чисто дирижёрски, и в плане работы с солистами, потребовал огромной концентрации, приходилось сутками сидеть над партитурой, поэтому эта работа стоила немалых усилий, но и принесла мне первую номинацию на «Золотую маску».
– Когда Вы чувствуете наибольшее удовлетворение от своей работы?
– Конечно, когда спектакль получается. А это сложно, ведь невозможно достичь идеала. Всегда есть неудовлетворённость, чувство, что не всё сделал, как задумано, но когда ближе к финалу спектакля понимаешь, что сегодня и оркестр и солисты – молодцы, все сработали хорошо, тогда можно сказать себе, что сегодня хороший день. Это и есть те моменты, ради которых мы работаем. Пожалуй, более других спектаклей я удовлетворён постановкой оперы «Князь Игорь», над которой мы работали с Игорем Гриневичем – вместе искали и находили решения. Я считаю спектакль не только наиболее удачной своей работой, но и одним из лучших оперных спектаклей Новосибирского театра, с ним я был номинирован на «Золотую маску». После, когда я сам был в жюри «Золотой маски», я мало видел спектаклей такого уровня. На мой взгляд, у нас получилась цельная, стилистически очень точно выдержанная, решённая крупными мазками – в масштабах театра – постановка, и этот спектакль мне очень дорог. И конечно, не может не радовать, что сегодня моя деятельность в театре, который я считаю родным, отмечена признанием и высокой наградой. Я благодарен руководству и лично Владимиру Абрамовичу Кехману за высокую оценку моей работы.
– У Вас очень напряжённый темп работы. К примеру, сегодня: репетиция, два спектакля, между ними – спевка, где черпаете энергию?
– Признаюсь, сам не знаю. Иногда мне кажется, больше не могу работать в таком режиме – раньше мог вообще не спать, да и сейчас, порой кажется – устал, валишься с ног, но мысли о работе не дают уснуть. Так что не знаю, откуда берутся силы, сам удивляюсь.
– Что бы Вы хотели себе пожелать?
– Я не оригинален. Самое главное – семья и здоровье, поэтому, как и все, хочу благополучия и здоровья своим близким – детям, внукам. А для себя хочу как можно дольше получать удовольствие от жизни и как можно дольше стоять за пультом. Без той энергетики, которую нам дарит театр, дирижёрский пульт, зрители, мы не можем существовать. Это наша жизнь.
