Новосибирский театр оперы и балета (НОВАТ) закажет 900 кресел по образцу 1945 года. Возвращением в зрительный зал «родной» мебели театр во многом обязан директору театрального музея Татьяне Сибирцевой. О старых креслах и музейной интуиции Татьяна Анатольевна рассказала Яне Курилович.
НОВАТ: Мне всегда казалось, что музейщики воспринимают мир в своем собственном «музейном» ракурсе.
Татьяна Сибирцева: Я тоже думала над этим. Художники видят по-другому, музыканты слышат по-другому — не так, как обычные люди. И музейщики тоже обладают такой особенностью. Они радуются какому-то ржавому гвоздю, какой-то старой непонятной вещице. Но пройдет время, и люди скажут: «Да, вот оно...»
Н.: Что на самом деле и случилось с креслами 1945-го года. И как все волнующие сюжеты, история уже обросла легендами. Владимир Кехман сказал журналистам, что вы выменяли кресла на бутылку водки.
Т. С.: На самом деле там была шоколадка. Но сути это не меняет. Могла быть и водка, и любой другой продукт. А дело было так. Когда в 2003 году в театре начался большой ремонт, нам сказали, что это будет реконструкция и реставрация. И все кресла из зала увезут на реставрацию. Музейный человек знает, что работы по мебели и ткани — одни из самых сложнейших в реставрационном искусстве. Проще работать с архитектурными сооружениями, а мебель очень трудно реставрировать. Да еще в таком количестве.
Я, конечно, удивилась. Пошла в зал посмотреть, как кресла готовят к транспортировке. По правилам, каждое надо упаковать в отдельную коробку. Но исторические кресла просто разбирали по досточкам, и разбирали безжалостно. Потому что не реставраторы этим занимались, а простые рабочие люди. Я тогда поняла, что никакой реставрации не будет, и безумно жаль стало этих кресел.
Подошла к рабочим, попросила отдать мне два кресла из партера и два из яруса — они разные по стилю. Говорят: нет, нужно разрешение. Но никто же не даст разрешения. Целый день ходила, упрашивала. Наконец, уговорила. Но тут проблема возникла — надо было поднять кресла ко мне на четвертый этаж, а они очень тяжелые. Вот тут я и подсластила подъем шоколадкой.
Потом кресла много лет стояли у меня в кабинете. Мы с уборщицей постоянно спасали их от затопления — крыша протекала. Люди говорили: ну зачем они тебе? А как я могла их выбросить? Это же невозможно. И то, что о них сейчас вспомнили, оценили, поняли, как это важно и нужно, меня очень радует.
Н.: Эти четыре кресла — два из партера, два из яруса — послужат образцом для новых. Расскажите, пожалуйста, чем они уникальны.
Т. С.: Они совершенно особенные. Например, у кресел из яруса — особенный наклон спинки. Он соответствует дуге яруса. То есть мебель продумана с учетом архитектурных особенностей зала. И сделана с любовью, очень изящно. Ее, конечно, нельзя полностью скопировать. Но можно на новом уровне с ней поработать.
Н.: Судя по старым фотографиям, убранство зала 1940-х впечатляло вкусом и роскошью.
Т. С.: Театр открылся в 1945 году, а зал был готов еще перед войной. Он уже начинялся, снабжался театральной мебелью. Кстати сказать, шикарная была мебель... А в последнее время убранство и меблировка были очень простыми, можно сказать, примитивными. Во время ремонта 2003-2005 годов на такие детали внимания не обращали. А ведь именно детали создают совершенство.
Н.: НОВАТу предстоят еще два этапа реконструкции и реставрации, ранее запланированные, но так и не осуществленные. Будем стремиться к совершенству.
Т. С.: Дай-то Бог.
Новые кресла >>