31 декабря Сергей Полунин выступит в «Щелкунчике». С одним из главных героев современного балетного театра встретилась Яна Курилович.
НОВАТ: В декабре вы станцевали в Новосибирске «Жизель» и «Лебединое озеро», на очереди — самый новогодний балет. Разные спектакли, разные герои. Как относится к своим персонажам Сергей Полунин?
Сергей Полунин: Всегда «прикладываешь» к персонажу свои чувства, находишь ему место внутри собственных поисков. Часто герой и моё представление о нем не совпадают. Вот Зигфрид, например... Я представляю его мужчиной, он зрелый принц. А в «Лебедином» он юноша-сказочник, гуляет с женщинами, развлекается....
Н.: Кто под кого подстраивается: Зигфрид под Сергея или Сергей под Зигфрида?
С. П.: Если честно, я какое-то время вообще не продумывал партии. Они, конечно, были сырые. Да и сейчас не работаю так, как обычно принято. Я даже не знаю, о чем половина балетов. Когда Наташа Осипова рассказывает про балет, мне интересно, потому что я никогда в жизни про балет не разговаривал, не задумывался, что я делаю. Мне интересно быть на сцене, проживать какие-то моменты, но балет — он довольно поверхностный в том плане, что я могу думать о сковородке, а люди думают, что я размышляю о цветке. Не надо так углубляться в детали, не надо думать, о чем балет. Там больше о какой-то энергетике, каких-то основных чувствах.
Н.: Это как песни на иностранном языке? Необязательно, в сущности, понимать, о чем поют, намного важнее, чтобы дошло до сердца.
С. П.: Да! Я так и учил балеты — могу не знать, как зовут персонажей. Знаю основную канву, базу и накладываю её на чувства, которые испытываю в этот день. А люди уже сами додумывают, у каждого работает фантазия. Балет — не слова, не драмтеатр, не кино, где обязательно все объяснять.
Н.: А в повседневной жизни, не на сцене, вы много танцуете?
С. П.: Это менялось. Сначала я относился к танцу, как к работе. Дома после спектакля у меня не было и мысли о танце. Мне нравилось выступать на сцене, но я не считал, что мужчины вне театра должны танцевать. Сейчас я общаюсь с людьми, путешествую и понимаю, что танец — основа жизни. Все дети танцуют. Танец живет в нас. Не нужно устанавливать правила или комплексовать. Просто танцуйте. А балет — это другая форма танца, более строгая.
Н.: Как в вас рождается танец? Постепенно? Или вскакиваете с мыслью — «Все! Не могу не станцевать!»?
С. П.: У меня было такое чувство в школе. А потом, когда я начал работать в Лондоне (в Королевском балете Великобритании — НОВАТ), оно чуть притупилось. Не считаю, что там была правильно выстроена работа. Разве это правильно, когда люди по 12 часов работают, и так проходит день за днём? Танец должен быть наслаждением, а не зомбированием. Если ты в хорошей форме, музыка нравится, то — да, ты хочешь танцевать. Хотя не всегда балет позволяет делать то, что хочешь.
Есть определенная хореография. Но нужно выстраивать свои ощущения в правильном направлении. Даже от маленьких шажочков можно получать удовольствие.
Н.: Бывает ли сложно от того, что ваше тело — сосредоточие такого большого артистического потенциала?
С. П.: Физически — нет. А эмоционально тяжело бывает, когда становится неинтересно. В какой-то момент я перестал удивляться балету. Балет не виноват, это просто мое ощущение — типа я такой крутой, все изучил, все знаю. А нужно уметь всегда удивляться, всегда что-то находить, всегда учиться новому. Если этого нет, день за днём идут впустую. К сожалению, я потерял много лет. Разочаровался полностью, не радовался. А потом понял, что к жизни нужно относиться по-другому. Дарить радость людям, и от них получать радость, а не пребывать в депрессии, говоря себе: я это не люблю, это не мое. Жизнь позволяет мне заниматься балетом, и я должен этим воспользоваться по максимуму. По максимуму брать и по максимуму отдавать.
Н.: Для танцовщика новое часто начинается с попытки ставить. Вы думали попробовать себя в роли хореографа?
С. П.: Думал, и знаю, что мог бы, но для меня это не основное. К тому же есть люди, которые могут это делать получше.
Н.: Давайте представим такую ситуацию. Вам говорят: «Сергей, берите любую сцену и творите, ни в чем себя не ограничивая». Как бы тогда выглядел ваш танец?
С. П.: Это был бы классический балет. Современная история, соответствующая моему сегодняшнему состоянию. И основой была бы классика. Но масштабных трехактных балетов сейчас почти не делают. Нет талантливых хореографов, которые занимались бы этим. Не знаю, почему. Может, это дорого или долго? Деньги и силы уходят в кино, драмтеатры, мюзиклы. Говорят, если бы Моцарт жил сейчас, то писал бы для мюзиклов. Работал бы на самое популярное А балет, к сожалению... Он популярен, но финансово не выгоден. Человек должен очень любить балет, чтобы захотеть что-то сделать. У меня есть идеи, и есть один знакомый, который пишет музыку для Голливуда и хотел бы написать для балета. И я готов собрать команду. В этом и заключается искусство. К сожалению, мы не занимаемся искусством в балете. Больше политикой. Я уверен, ребята чувствуют, что они артистически, творчески не заняты. Нет такого — чтобы приходили хореографы, ставили, было бы интересно работать. Гореть. Танцовщики больше используются как предметы — вы должны быть там-то, вы должны то-то сделать... У артистов нет даже права голоса. Нужно менять систему отношения к танцовщикам. Нужно, чтобы артисты понимали, что они не вещь. В каждом человеке что-то заложено. И это необходимо развивать. Многие театры занимаются приватизацией артистов. В Королевском балете, например, над людьми довлеет брэнд. И их таланты не раскрываются.
Н.: Театральная структура должна помогать творчеству.
С. П.: А директора думают совсем иначе. Все больше и больше прав отнимают у танцовщиков.
Н.: Может, вам возглавить какой-нибудь профсоюз?
С. П.: Я этим и занимаюсь. Мы создаём фирму в Лондоне. Она потихоньку начинает раскручиваться. Подключились интересные люди, в том числе Наташа Осипова. Все мы — команда. Изменения будут происходить не быстро. Но главное, что по-хорошему, по-доброму. Чтобы раскрыть талант, нужны люди, которые умеют это делать. Например, Нетребко, оперная певица, не ездит и не говорит: «Хочу выступить здесь, дайте мне столько-то денег». А танцовщики именно этим и занимаются. Но откуда 17-летнему мальчику известно, сколько он стоит? Он не знает свой потенциал, не знает, что может пойти на телевидение, в какие-то программы или в мюзиклах потанцевать. А театр этим пользуется, и лет через семь, если ты так и не раскрылся, то уже вроде и некуда раскрываться, — увольняйся. И только единицы могут что-то этому противопоставить. Я хочу соединить в этой программе адвокатов, рекламу, агентов, пиар... Эти люди не голодные на деньги. Они уже состоявшиеся. Ангелы, которые горят идеей. Поддержать танец. Помочь танцовщикам хотя бы дом купить за всю свою карьеру. Мне бы ещё хотелось создать фонд, который помогал бы детям поступать в балетные школы, потому что они очень дорогие. Уверен, что наша система охватит весь мир. Я вернулся в балет, чтобы что-то изменить.
Н.: Вы постоянно путешествуете?
С. П.: Сейчас да, и мне это в принципе нравится, но хотелось бы иметь где-нибудь дом, куда можно было бы возвращаться. Я думаю над этим. Ищу. Хочется, чтобы хотя бы вещи были в одном месте, а не разбросаны повсюду. Просто для какого-то ощущения, что куда-то можно приехать, постираться, отдохнуть...
Н.: Можете ли вы назвать ключевые для себя города?
С. П.: В России — это Москва и Новосибирск. В Англии — Лондон. В Америке — Лос-Анджелес, очень интересный для меня город. Я говорил, как важно удивляться в жизни, но мало чему, когда вырастаешь, удивляешься. А вот в Лос-Анжелесе я удивляюсь, потому что там снимают много фильмов, там все как в кино, а я люблю кино.
Н.: А какое место вы отводите Новосибирску?
С. П.: В нашей жизни сплошные телефоны, интернет, гаджеты, постоянно что-то кипит, а когда я раньше приезжал в Новосибирск, то жил в театре и у меня не было ни Интернета, ни телевизора. Душа отдыхала. Снег, свежий незагазованый воздух, приятно дышать. В мегаполисах — Москве или Нью-Йорке — все сосредоточены на заработке. А в Новосибирске люди просто живут, потому что здесь их дом. Мне это понравилось, и какая-то привязанность осталась. У меня прадед по папиной линии был из Сибири.
Н.: Родная земля лечит.
С. П.: Да, это чувствуется. Мне здесь действительно хорошо. Стараюсь приезжать сюда почаще.
Н.: Ну а сам театр? Сцена не великовата?
С. П.: Но она не ощущается большой. Мягкий пол. И грамотный зритель. Понимает, где и как хлопать. Тут никогда не орут, как сумасшедшие. Очень образованная приятная публика. И ребята-артисты очень хорошие. Игорь Зеленский собрал мощных танцовщиков. Они могут танцевать где угодно. Если захотят уехать в Лондон — им там будут рады.
Н.: Можно ли сказать, что кто-то из них стал вам добрым приятелем?
С. П.: Общаться было приятно. Здесь не так, как в других городах. Я балет хотел бросить из-за множества гадкого. Много зависти, концентрации на себе, на своем теле. Не командное это дело, а по принципу «кто — кого». Меня не зацепило, потому что я ни с кем из балетных не дружил, просто делал свою работу. Вообще, театр — это политика. Чтобы выжить, ты должен быть настоящим политиком.
Н.: А вы политик?
С. П.: Мне повезло, я встретил Игоря Зеленского, он защищал меня. Я работал и ни на что не обращал внимания. А сейчас больше по миру езжу, и вокруг постоянно какие-то игры. Нельзя просто взять и счастливо станцевать всем вместе. Такого нету. Это горько. И горько видеть мужчин, которые этим занимаются. Такая специфика профессии...