28 июля на сцене НОВАТа состоялся спектакль «Корсар», посвящённый 50-летию творческой деятельности звезды новосибирского балета, педагога-репетитора балетной труппы НОВАТа, народной артистки РСФСР Ларисы Матюхиной-Василевской.
Накануне спектакля с Ларисой Николаевной побеседовал журналист издания «Континент Сибирь» Александр Савин.
С разрешения автора мы публикуем фрагменты интервью.
Слово художественного руководителя НОВАТа Владимира Кехмана:
«Лариса Николаевна – подлинное достояние нашего театра. Когда я пришёл в театр и познакомился с ней, я сразу оценил её педагогический потенциал, её сильный характер, её мудрость. Именно поэтому я настоял, чтобы Лариса Николаевна продолжила работу в театре, когда она собиралась уходить. Я благодарен Ларисе Николаевне, за то, что она продолжает щедро делиться опытом с нашими молодыми артистами, поддерживает их высокий исполнительский уровень, продолжая творческие традиции сибирского балета».
Александр Савин: Лариса, ты родилась в Днепропетровске, в Украине. Потом – Новосибирск. Обычно в то время всё было наоборот – многие старались перебраться в более теплую часть страны.
Лариса Матюхина-Василевская: Мой папа был военным, поэтому переезды для нашей семьи не редкость. Папа был удивительный человек. Он окончил школу и сразу после выпускного вечера ушел на фронт, воевал, был тяжело ранен.
У нас была обычная интеллигентная советская семья. Мама, проработав учителем русского языка и литературы, поступила в библиотечный институт, после его окончания работала заведующей библиотекой. В нашей семье книги были повсюду, я росла среди книг, да и сегодня у нас большая библиотека. Семья была очень дружной, я никогда не слышала разговоров на повышенных тонах. Мама с папой прожили душа в душу 55 лет.
– Тогда откуда желание поступить в хореографическое училище, стать балериной?
– Сама не знаю. Но насколько я себя помню, уже в четыре-пять лет мне хотелось танцевать. У нас был телевизор – тогда еще с линзой, и я смотрела все танцы: от балетных спектаклей до цирковых программ – там ведь тоже были балерины. Смотрела, как завороженная. Очень хотелось танцевать, прожужжала все уши маме и бабушке, чтобы меня отдали в какой-нибудь танцевальный кружок. И в шесть лет меня отвели в кружок, там я танцевала под гармонь детские польки. Немного позже руководитель кружка рассказал маме, что при оперном театре есть хореографическая студия, мы пошли туда, показались, и меня приняли. Возглавлял студию замечательный педагог Феликс Филиппович Браузман – руководитель миманса театра, которого я считаю моим балетным крестным папой. Именно он порекомендовал маме отвести меня в Новосибирское хореографическое училище и показать. Туда мы и пошли, и в 1961 году я поступила. В том году в училище было подано более двух тысяч заявлений, а взяли только 25 человек.
– Что было в училище, как давались основы балета? Кто был педагогом?
– Мы занимались еще в первом здании училища – на улице Романова, 33. Мы все очень дружили, и по сей день постоянно созваниваемся, переписываемся, а ведь уж 50 лет прошло. Я очень любила училище, чувствовала себя там комфортно, и кормили там замечательно – очень вкусно, правда, в общежитии я не жила, поскольку была местной. Моим преподавателем была Саяра Сагировна Юнусова – мой самый главный педагог по классике, которому я бесконечно благодарна. Семь лет она вела меня и других моих одноклассниц – с первого класса по восьмой, с перерывом на год, когда она родила свою доченьку. Она меня отлично выучила, хотя я была не самой дисциплинированной ученицей, и даже прогуливала занятия.
Сейчас я всегда прихожу раньше всех, к этому меня приучил папа. Но тогда вполне могла прогулять воскресенье, особенно когда появились первые ухажеры.
– А ты помнишь номер, с которым впервые вышла на сцену?
– Очень хорошо помню, это было в четвертом классе. Номер назывался «Зима» и я танцевала эту самую Зиму. Уже тогда я крутила восемь фуэте – это никогда не было для меня проблем. В предвыпускном классе я танцевала полный акт из «Щелкунчика», а выпускалась с па-де-де из «Спящей красавицы». Уже тогда театр положил на меня глаз, но мне сказали: если не похудею – не видать мне театра. И я худела.
– Ты была не в форме? Не может быть!
– Может. У меня в родне все люди упитанные, поэтому я всю свою жизнь воюю с лишним весом.
– А скажи, кто твоим первым партнером в училище был?
– Толя Томашевский. С ним мы и танцевали третий акт «Щелкунчика» в его выпускном концерте. Толя выпускался, а я училась в седьмом классе и была его партнершей. Именно он стал моим первым серьёзным партнером уже во взрослых танцах.
– Лариса, у тебя была счастливая сценическая судьба, мне кажется, ты прошла мимо кордебалета, став практически сразу ведущей солисткой?
– Не совсем так. Меня брали артисткой балета на общих основаниях со ставкой в 90 рублей. Но уже через год я танцевала Аврору в «Спящей красавице». Но всё-таки немного с кастаньетами простояла в кордебалете, с «Испанскими миниатюрами» была хорошо знакома. А на второй год была переведена в солистки. Но в первый год я танцевала и Кота, и Кошку, и Синюю птицу в той же «Спящей красавице» и па-де-труа в «Лебедином озере». Я танцевала сольные партии, но первую ведущую партию – Аврору в «Спящей красавице» – станцевала 30 октября 1971 года.
– А кто у тебя был педагогом в театре?
– Первым моим педагогом был Сергей Гаврилович Иванов, но поскольку я стала ведущей солисткой, после двух лет работы я начала репетировать с народной артисткой СССР Лидией Ивановной Крупениной. И до последних дней я была с ней, все двадцать пять лет. Мы были с ней схожи и по характерам. Она очень ответственная – и я такая же, она очень глубоко переживала какую-то несправедливость – и я не могу к этому спокойно относиться.
– Насколько я знаю, у тебя в театре было много партнеров, но был один, с которым ты танцевала постоянно – народный артист России Александр Балабанов.
– Да, Саша был моим постоянным партнером. Мы с ним танцевали весь репертуар – и современный, и классический. Он очень надежен, всегда поможет, с ним не задумываешься о своей безопасности – он никогда не уронит. Мы с ним много гастролировали вместе. Были такие концертные бригады, которые выезжали в Европу с концертными программами и нас с Сашей постоянно приглашали.
– А с кем ты еще танцевала? Или скажем так – с кем ты не танцевала?
– Наверное, со всеми. И со старшим поколением – с Анатолием Бердышевым, Николаем Жеребчиковым, Иваном Диденко, а ещё много танцевала со своим мужем. Из более молодого поколения – с Евгением Гращенко, Асадом Асадовым, Валерием Шумиловым, Евгением Мамренко, не вспомню, были ли те, с кем я не танцевала. Для меня всегда было непонятно, к примеру, как можно не поднять партнершу – меня все поднимали, я всегда чувствовала за своей спиной мощный оплот.
– Скажи, пожалуйста, а что ты не станцевала? Есть такой спектакль, партия?
– Да, есть. В 1972 году в нашем театре приступили к постановке своей оригинальной редакции балета «Ромео и Джульетта» Наталья Касаткина и Владимир Василев. Я была утверждена на роль Джульетты, но незадолго до начала постановочных репетиций серьёзно травмировала колено, получив разрыв связок. Я очень хотела станцевать эту партию, поэтому переживала страшно. Так она и осталась в мечтах. Я во всех премьерах танцевала, у одного только Григоровича – весь его лучший репертуар. При этом я танцевала в его балетах все ведущие партии: Фригию и Эгину в «Спартаке», Хозяйку Медной горы и Екатерину в «Каменном цветке», Ширин в «Легенде о любви», а ведь это такие разные партии, и в этом своя прелесть. У меня был такой случай. Мы гастролировали в Сочи в «Зимнем театре». Я танцевала и Белого лебедя и Черного. После спектакля иду в гостиницу, за мной идет семейная пара, и я слышу, как они спорят, и муж жене доказывает, что танцевали разные балерины, а она ему – что одна. «Ты вспомни, – горячилась женщина. – У них лица были одинаковые». А тот никак не соглашается. Мне было очень приятно это слышать.
– А какие партии для тебя ближе, какие ты любила и любишь больше других?
– С учетом того, что у меня репутация технической балерины, мне всегда были ближе те партии, в которых я могла показать весь свой технический арсенал. Поэтому, к примеру, партия Черного лебедя была ближе Белого, а Китри в «Дон Кихоте» ближе Жизели. Техника мне ближе романтизма.
– Расскажи о своих ощущениях, когда ты узнала, что тебе присвоено звание заслуженной артистки России?
– Это было в феврале 1981 года. Конечно, я очень обрадовалась. Это была весомая оценка моего труда. Ты как бы становишься более значимым, но, с другой стороны, должен быть ещё более ответственным.
– А звание народной артистки?
– Тут все было гораздо интереснее. Это был опять-таки февраль, но 1990 года. Я поехала в Ленинград, там был творческий вечер Мариса Лиепы, мы с ним танцевали куски из «Спартака». Мы ужинали в гостинице после весьма успешного спектакля, и вдруг меня находит служащий гостиницы и говорит: «Вы – Василевская? Вам телеграмма». У меня все оборвалось внутри. Я так напугалась! О том, что я в Ленинграде, знал муж и знали в театре. Ну, думаю, что-то случилось дома. Руки дрожат, открываю и читаю: «Указом номер такой-то вам присвоено звание народной артистки России». Я не знаю, чему в тот момент больше обрадовалась – званию, или тому, что дома всё в порядке.
– В твоей биографии был весьма серьёзный успех, о котором почему-то мало говорят. Это твоя победа на Международном конкурсе артистов балета в Варне в 1976 году. Председателем жюри был Юрий Григорович. Как все было? Почему серебряная медаль, но первое место?
– Это было очень серьёзное испытание в моей жизни. Были высокопрофессиональные претенденты из самых известных балетных компаний, очень серьёзное жюри. И вот в итоге жюри принимает решение не присуждать золотую медаль. Самой высокой наградой стала медаль серебряная, её вручили мне. У меня есть диплом, на котором расписался Григорович, другие члены жюри и участники. Я – балерина из сибирского театра – была бесконечно счастлива победить в этой гонке. Когда я на поезде приехала в Новосибирск, то встречающий на перроне муж буквально поймал меня на руки – у меня не было сил идти, так я была истощена.
– А потом, когда вашу квартиру обокрали, украли и серебряную медаль – для похитителей это был просто кусок серебра.
– Да, но что поделаешь. Диплом остался, да и в памяти все свежо. Это мое звание и его у меня никто не украдет.
– А свой последний спектакль ты помнишь?
– Как это можно забыть?! Это был спектакль-бенефис, специально составленный для меня из различных номеров. И там был очень трогательный номер – вышли девочки, учащиеся хореографического училища, человек двадцать, я спускалась, они шли за мной и все были одеты в мои костюмы – сначала шли гуськом, а потом рассыпались по сцене, а я между ними мечусь. Потом обняла двоих, прижала их головки к плечам, а у самой слезы бегут. Я постоянно этот вечер вспоминаю.
– Лариса, а с кем из руководителей балетной труппы ты чувствовала себя наиболее комфортно?
– Конечно это Константин Васильевич Шатилов. Он как мой наставник выдвинул меня на исполнение партии Авроры. Если бы не он, я, может быть, еще долго работала бы артисткой кордебалета. Я по сей день благодарна Константину Васильевичу, что он разглядел меня. Ну а человеком, который со мной долго работал, как я уже говорила, была Лидия Ивановна Крупенина. Мне было неважно, кто сидел в кресле главного балетмейстера, для меня руководителем была она. Для меня она – икона. Человек, который за меня мог всегда постоять. А характер у нее был железный – у меня такой же. У меня был великолепный педагог-репетитор, каждому бы такого.
– Расскажи, как вы познакомились с Александром Васильевичем? Не как с коллегой по сцене, а именно, как с будущим мужем?
– Я пришла в театр в 1969 году, а он приехал из Ленинградского училища в 1970-м. Он и сейчас красивый, а тогда невозможно было в него не влюбиться. Я сразу на него глаз положила. Он – шикарный муж. Мы с ним сорок восемь лет душа в душу живем.
Он мне признавался, что, когда он в первый раз меня увидел, подумал: «Вот оторва какая!». А у меня волосы были осветленные, глаза подведены, тени до бровей, только что ресниц наклеенных не было. В общем, полный макияж.
– Лариса, ты родила сына, но практически всё время работала. Не боялась проблем с карьерой?
– Мы жили в общежитии, в крыле театра, и в 1974 году я родила сыночка. Я танцевала до четырех с половиной месяцев – пока не перестала входить в костюмы. Родила и через месяц вышла на работу.
– А кто с ребенком? Мама?
– Мама работала и помогала в свободное время, а в основном – я и бабушка. С Сашей мы по очереди ночи не спали – ночь я дежурю, ночь – он. Когда сыну было два с половиной месяца, я уже па-де-труа в «Лебедином озере» станцевала. Он рос, как и все театральные дети. Днем – в детском саду, а вечером с собой в театр. Посадим его на стульчике в кулисах, а сами на сцену. Он сидел, смотрел. Я боялась только одного – чтобы он на сцену не выбежал. Тяжело было, но справились.
– После завершения сценической карьеры ты перешла в другое качество – педагога-репетитора. Это очень важный человек в балетном мире, от его опыта, умения увидеть возможности танцовщика зависит успех труппы.
– Я начала вести уроки в театре, когда мне было тридцать три года, и тридцать лет их давала, практически до последнего времени.
– Но ведь помимо уроков, ты репетировала с артистами их номера, индивидуально занималась, и занимаешься сейчас. Помнишь своих первых подопечных?
– Да, конечно. Галина Седова и Мария Шлемова – мои первые девочки. Галина сейчас уже не танцует, но преподает. Я ими довольна, как и всеми своими балеринами. Они по максимуму реализовали свои возможности. Леночка Мараченкова – состоявшийся в профессии человек. А сейчас у меня две Анечки – Одинцова и Гермизеева. Анна Одинцова – ведущая солистка театра, заслуженная артистка России. Она танцует, пожалуй, весь репертуар. И в ней я вижу самый большой мой личный педагогический успех. Когда я увидела Анечку, то была поражена ее прекрасной точеной фигурой – поистине балетной. Она стояла в кордебалете. Я обратилась к Сергею Вихареву – в то время руководителю балетной труппы, и предложила подготовить с ней Жизель. Признаюсь, он удивился. Но я увидела в ней очень большой невостребованный потенциал, и мне самой захотелось всем доказать, что эта девушка может стать ведущей балериной. В этом, я считаю, одна из основных задач педагога-репетитора – ведь от того, насколько глубоко педагог увидит возможности человека и сможет их реализовать, зависит судьба артиста и, если хотите, успех всей труппы. Но природные данные – это не все. Должны быть характер, стержень. Без этого ничего невозможно сделать. Есть масса балерин с такими прекрасными данными – залюбуешься, а характера нет. Они даже рады тому, что их не ставят в ведущие партии. Ведь чтобы подняться до уровня ведущей балерины надо пройти долгий, тяжелый путь. Это марафон, а бегать марафон – не каждому дано. Поэтому успех балерины – это совместный путь с педагогом.
– У меня в трудовой книжке одна-единственная запись. Театр — это моя жизнь, в буквальном и переносном смысле этого слова. Шестьдесят лет жизни отданы нашему Балету! Мне самой это трудно представить. Я этим безмерно горжусь. Для этого стоило родиться!
С полным текстом интервью вы можете ознакомиться на сайте издания «Континент Сибирь» .
